Интервью с капитаном «Чайки» Владимиром Хозиным – о дебюте в Премьер-лиге, работе с Валерием Газзаевым, двухгодичном перерыве из-за травмы и лучшем голе со штрафного.
– Когда мы договаривались об интервью, ты сказал, что после тренировки останешься на процедуры.
– За два дня до игры я остаюсь на общий массаж: спина, ноги, стопы, чтобы подготовить мышцы к игре. В редких случаях могу сделать дополнительный массаж и за день матча. Главное, чтобы мышцы были в тонусе.
– Говорят, что после 30 жизнь только начинается. Как у футболистов?
– Есть масса примеров, когда люди играют чуть ли не до 40. Один из последних – Эльдар Низамутдинов из «Шинника». Самое главное, чтобы здоровье позволяло. Я не ставлю себе цель играть до какого-то определенного возраста. Хочется играть по-максимуму. Футбол как наркотик – со временем без него уже не можешь.
– Как ты оказался в футболе?
– С раннего детства собирались с друзьями, в роще играли в футбол район на район до поздней ночи. Условий особо не было: в качестве ворот были деревья, но тогда на это никто не обращал внимания. Сейчас это место заросло травой. Дети больше времени проводят с гаджетами. Когда мне исполнилось 6 лет, дедушка отвел меня в СДЮШОР-8.
– Главное футбольное воспоминание детства.
– Третье место на Чемпионате России. Год точно не вспомню, примерно 2003-й. Тогда это было большим событием для Ростова, потому что обычно первые места занимали московские клубы.
У нас была хорошая команда 1989 года. Многие поиграли на высоком уровне: Олег Олейник, Гия Григалава, Александр Маренич, Александр Ставпец – в Премьер-лиге, остальные в ФНЛ и ПФЛ. Наш тренер очень подробно все объяснял. Мы, в свою очередь, очень правильно относились к его требованиям.
Самое странное, что никто из того выпуска так и не остался в «Ростове». Другим командам мы пригодились, а клубу, где выросли – нет. Школа «Ростова» работает уже давно, а до сих пор ни одного воспитанника в составе. Байрамян – выпускник УОР.
– В чем причина, на твой взгляд?
– Менеджмент. Конечно, может быть еще несколько факторов: тренеры неправильно доносят информация футболистам, нет качественных игроков, но, если нет результата – надо спрашивать с того, кто занимается этим направлением.
– Помнишь свой дебют за «Ростов»?
– Я был единственным в том составе, кто до этого матча не выходил на поле, хотя был с детства в клубе. В последнем туре, когда команда уже вылетела, мне наконец дали сыграть в Премьер-лиге. Я вышел за 7 минут до конца матча с «Амкаром», отдал голевую передачу. Потом мы забили второй и выиграли 2:0.
– В тот сезон «Ростов» занял последнее место, отстав от спасительного на 14 очков. Почему так произошло?
– Сложно сказать. Футболисты были качественные, но так бывает: не идет – и все. В какой-то момент ты смотришь в таблицу, и понимаешь, что шансов уже совсем нет. Наступает опустошение.
– С «Аланией» ты провел свой первый полноценный сезон в Премьер-лиге, а потом клуб стал банкротом. Помнишь, с чего все началось?
– Перед «Аланией» я провел год в «Торпедо». Это был мой первый сезон во взрослом футболе. Провел его очень удачно. Единственное, травма ахилла помешала сыграть больше матчей (Хозин провел 38 матчей из 52 – прим. авт.).
Когда я пришел [в «Аланию»], все было хорошо, платили вовремя. За год до того, как «Алания» закрылась, начались задержки. Многие футболисты ушли, но руководство пообещало, что скоро появятся спонсоры, и все наладится. Но этого не произошло. Потом клуб стал банкротом, у которого ничего нет. Соответственно, в суд не подать. Получается, поиграли полгода за «спасибо». Хотя премиальные платили, но этого было мало.
– Что говорил Валерий Газзаев, когда начались проблемы?
– Просил потерпеть. Обещал, что скоро все решится.
– В каких отношениях вы сейчас?
– Он позвал меня в команду, хорошо ко мне относился. Когда видимся, можем пообщаться. Когда летел из Италии, он меня окликнул в самолете. Мы поговорили минут пять. Спросил, как здоровье.
– «Алания» закрылась. Что было дальше?
– Мне позвонил Александр Тарханов, с которым я в одно время был в Самаре. Интересно, что из «Крыльев» он меня убрал, потому что я его не устраивал. Поэтому я удивился, когда он позвал меня в «Урал». Он сказал, что я стал по-другому играть, поэтому теперь он на меня рассчитывает. У меня не было на него никаких обид. Это выбор тренера. Если я ему не подходил, значит я что-то делал не так.
Когда я только пришел, «Урал» был на последнем месте с 12 очками. Помню, как на подписании контракта сказал президенту: «Григорий Викторович [Иванов], не парьтесь. Мы точно останемся в Премьер-лиге». Так и получилось, мы оказались даже выше зоны стыков.
У нас тогда собрался очень приличный состав: на каждую позицию по два очень качественных футболиста. На тренировках было хуже, чем в игре: настоящее рубилово, все в щитках. Каждый хотели доказать, что достоин играть в основе.
– Ты уже был в «Урале», когда пришел Смолов, которого все списали со счетов. Что с ним сделал Тарханов, что он стал забивать?
– Когда он пришел в команду, было сразу видно, что это топ-футболист: как он работает с мячом, открывается. Постоянно забивал на тренировках. Тарханов ему доверял, ставил его в состав. В результате Смолов раскрепостился и поверил, что может забивать. Так и пошло.
– В 2016-м ты получил травму бедра и ключицы, из-за последствий которых пропустил два года.
– Это было на зимних сборах в матче с «Шерифом». Я хотел выбить мяч, потянулся к нему, и просто неудачно наступил на ногу. Что-то щелкнуло, я потерял сознание и упал. Мне помогли покинуть поле, я очнулся и почувствовал боль в ключице, на которую сначала никто не обратил внимания.
– Почему «Урал» отправил тебя на операцию в Москву, а не заграницу?
– Операцию на бедро мне провели в Хельсинки, а ключица – элементарная операция, не было смысла делать ее заграницей. Гаджибекову в прошлом году похожую операцию делали в Ростове.
– После Финляндии у тебя обнаружили стафилококк. Доктор «Урала», сказал, что это не вина врачей, просто так сложились обстоятельства.
– На самом деле, попадание инфекции – это очень частое явление. После операции в Финляндии мне назначили пить антибиотики пару дней. Уже потом, в Италии, врачи сказали, что сейчас прописывают их всем минимум на две недели как раз для того, чтобы снизить риск.
– Когда ты понял, что дело плохо?
– Во время лечения в Италии врачи ограждали меня от негатива, говорили, что скоро вернусь в строй. Уже когда выздоровел, понял, как мне повезло: когда я попал в клинику, кость уже почернела от микробов, и я мог остаться без ноги. Хорошо, что я это узнал только когда меня выписали. В тот период у меня родилась дочь. Ее появление отвлекало меня от негатива.
– Задумывался о том, что делать дальше, если пришлось бы тогда завершить карьеру?
– Не-а. Я был абсолютно уверен в том, что вернусь в футбол.
– Сколько потребовалось времени, чтобы вернуться на прежний уровень?
– Восстановившись от травмы, я поехал в «Арарат-Армения». После зимних сборов генеральный директор Погос Артушевич [Галстян], который знал меня по «Уралу», сказал, что я становлюсь похожим на себя прежнего, до травмы.
– Как тебе условия в Армении?
– Отличные. Чемпионат проходит практически в одном городе. Только несколько команд были не из Еревана. Очень удобно. Тренировки у нас были на базе сборной Армении, где почти десять натуральных полей. Ереван – очень развитый город. Все говорят по-русски.
Если сравнивать уровень чемпионата Армении и ФНЛ, то у нас скорости выше, игроки помастеровитее. Хотя в Армении очень много качественных иностранцев. Местные футболисты послабее.
Мы выиграли чемпионат, попали в квалификацию Лиги чемпионов. Мне предлагали остаться и сильно обиделись, когда я решил вернуться в Россию. Поступило предложение от «Нижнего», где поставили задачу выйти в РПЛ, но не получилось.
– Ты начинал играть фланговым полузащитником, потом играл справа в обороне, а сейчас в центре. Когда произошла первая трансформация и вторая?
– Первая – в «Москве» при Божовиче. Он поставил меня в защиту, сказав, что я хорошо отбираю мяч и подключаюсь к атакам. В центрального защитника я переквалифицировался уже после восстановления от травмы.
– Откуда у тебя такой мощный удар?
– В детстве дедушка и папа проводили со мной индивидуальные тренировки. Дедушка учил меня правильно выпрыгивать, чтобы пробить по мячу в верхней точке прыжка. Еще советовал развивать удар с обеих ног. Я становился у стенки и лупил со всей силы. Сейчас дедушка с папой всегда поздравляет меня с забитыми мячами. Дедушка еще иногда и критикует: «Что ты там пасуешь? Ударь как следует уже!» (смеется).
– Какой твой гол со стандарта тебе нравится больше других?
– Штрафные я бью с детства, но не стал бы выделять какой-то гол отдельно. Все дороги.
– Мне запомнился гол «Зениту», когда мяч прошел сквозь незакрепленную сетку и вылетел из ворот.
– А почему ты думаешь, что сетка была не закреплена? Ее же судьи проверяют перед началом матча – она была целая. А перед моим ударом вдруг открепилась? Так не бывает. Раз пролетел мяч, значит порвалась (улыбается).
– Чей гол со штрафного произвел на тебя наибольшее впечатление?
– Гол Роберто Карлоса Фабьену Бартезу в 97-м. Сумасшедший удар.
– Уже не в первой команде тебя выбирают капитаном команды. Какие функции капитана не видны болельщику?
– Одна из главных – следить за дисциплиной. Я на правах капитана могу напихать, подсказать. Плюс работа с молодежью, но сейчас она все очень тяжело воспринимает. Они думают, что мы их критикуем, а на самом деле мы хотим, чтобы они прогрессировали.
Когда я был молодой, я внимательно слушал, что мне говорят старшие. В те времена за грубые ошибки в игре можно было или получить по башке, или услышать о себе такое, что захочется закончить с футболом. Но это приносило результат.
